Лана стояла на перроне, в ожидании прибытия поезда из Ярославля, и крепко держала дочь за руку. Соня тоже без конца оглядывалась, впитывая в себя незнакомую атмосферу, звуки и картины. Людей. Много людей вокруг. К такому Соня не была привычна, с раннего возраста её круг общения и попросту вращения тщательно фильтровался. Она не привыкла находиться в многолюдных общественных местах, но, кажется, напугана не была. Лана к дочери присматривалась, время от времени перехватывала её взгляд, но страха или паники не видела. Соне всё вокруг казалось любопытным. Она даже попросила купить ей хот-дог в вокзальном буфете, когда увидела, как мальчик, примерно её возраста, получил подобное угощение от отца. А вот Лане особо любопытно не было, она с напряжением ждала прибытия поезда. И не только потому, что ожидала первой же возможности покинуть здание вокзала, но и из-за встречи с матерью немного нервничала. Они не виделись полгода. Или больше? Тот факт, что она так сразу не может сказать, когда в последний раз встречалась с матерью, энтузиазма перед встречей не прибавлял. Мама переживала очередную драму, и Лана знала, что будет трудно. Выслушивать, кивать, сочувствовать. Советы давать – упаси Господь. Не дай Бог, мама решит каким-нибудь из её советов воспользоваться, что-то пойдёт не так, и Лана останется виноватой. К тому же, как говорил бывший свёкор, отец Ивана: яйца курицу не учат. Вот и не следует лезть в семейные разборки родителя. Даже если этот родитель ведёт себя, как инфантильный подросток.
– Поезд! – Соня запрыгала рядом, продолжая держаться за руку матери, когда длинный состав медленно пополз мимо перрона.
Лана натянуто улыбнулась, стараясь всё же поддержать воодушевление дочери. А сама следила за нумерацией вагонов. Мама ехала в пятом.
– Пойдём поближе, – сказала она дочке.
Народ вокруг забурлил, продавцы еды и газет разом заголосили, а уж когда поезд окончательно остановился, и двери открылись, на узкий перрон хлынула толпа прибывших и отъезжающих с сумками и чемоданами. Лана изо всех сил стиснула руку дочери.
– Бабушка! Там бабушка!
Лана посмотрела в ту сторону, в какую указывала Соня, и, на самом деле, увидела мать. Та вышла из вагона, моложавая, гордая, в облегающем платье со смелым вырезом на груди, и, как ей казалось, шикарным жестом откинула волнистые волосы назад. Оперлась на высокую ручку стильного чемоданчика. За её плечом возник мужчина, по всей видимости, попутчик, с которым мама успела найти общий язык, и что-то ей сказал. Помощь предлагал. Любовь Аркадьевна разулыбалась, но в этот момент услышала крик внучки, и покачала головой. А затем раскинула руки в стороны. Предполагалось, что Соня должна кинуться ей в объятия. Лана с неохотой выпустила руку дочери из своей ладони.
– Мои любимые! Как я рада вас видеть!
Мама немного переигрывала. Она это понимала, Лана понимала, но зато Соня была счастлива. Она виделась с бабушкой не так часто, и анализировать слова и действия ещё не научилась. А, возможно, ей и не нужно этому учиться. Пусть живёт счастливо, в неведении.
– Здравствуй, мама. – Лана подошла, улыбнулась открыто и даже расцеловалась с матерью. Какие бы у них ни были отношения, но мама у неё одна, и она её любит. Поругаться и обидеться друг на друга они ещё успеют. Родственная встреча ещё только начинается.
– Наконец-то я добралась. Даже не верится, что понадобилось столько времени, чтобы доехать сюда из Ярославля. Вагон был полон, Лана. – Любовь Аркадьевна окинула дочь быстрым, оценивающим взглядом. – Ты хорошо выглядишь. На фотографиях, что показывали вчера, выглядела не очень. Хотя, я так и подумала, что они назло!
Лана не сдержала вздоха, после чего взяла за ручку чемодан матери.
– Пойдёмте. Не здесь же это обсуждать.
– На самом деле, – вроде как спохватилась Любовь Аркадьевна. – Не дай Бог тебя кто-нибудь узнает. Лана, ты бы надела какую-нибудь шляпку!
– Бейсболку и тёмные очки, – недовольно проговорила та. А мать лишь попросила: – Держи Соню за руку.
– Бабушка, ты теперь будешь жить с нами? Мы все вместе будем жить?
Любовь Аркадьевна шла по перрону, стуча каблуками и аккуратно огибая замешкавшихся людей. А после вопросов внучки печально повела свободной рукой.
– А что делать, дорогая? Так и придётся жить бабьим царством. Такое чувство, что нас кто-то проклял. Или сглазил. На весь наш женский род порчу навёл. Не везёт нам с мужьями.
– Мама, ты что говоришь-то? – зашипела на неё Лана. – Ей девять лет! Соня, не слушай бабушку, она устала в поезде.
Любовь Аркадьевна на внучку посмотрела, улыбнулась задорно и игриво потрясла ту за руку.
– Правильно, не слушай меня. Помнишь, о чём мы с тобой договаривались в прошлый раз?
– Сходить в парк аттракционов?
– Об этом, наверное, тоже. Но ты обещала, что не будешь звать меня бабушкой. Разве я похожа на бабушку? Вот скажи, похожа? Вот твоя старенькая бабушка, которой уже нет, – не к ночи она будет помянута, – едва ли не шёпотом добавила Любовь Аркадьевна, – была на неё похожа. А меня ты можешь называть по имени. Ты уже взрослая, уже можно.
Лана лишь глаза закатила, слушая всё это. Соня тоже молчала, видимо, обдумывала.
На стоянке такси было не протолкнуться. Они минут пятнадцать ждали свободную машину, и Любовь Аркадьевна казалась обескураженной этим фактом. Лана в эти минуты предпочла на мать не смотреть, разглядывала вокзальную площадь, понимая, что до матери только сейчас начало по-настоящему доходить, что обстоятельства изменились. Наконец, они устроились на заднем сидении легкового автомобиля, но не успела Лана вздохнуть с облегчением, как Любовь Аркадьевна негромко проговорила: