– Папа приехал в гости.
До этого момента Иван и не подозревал, как неприятно ему станет услышать от Сони эти слова. Но он через силу заставил себя раздвинуть губы в подобие улыбки, и только наблюдал, как Вячеслав Игнатьев направляется к ним. Сколько раз он представлял себе эту картину? Да ни разу. Зачем ему было встречаться с этим человеком, с мужем его бывшей жены? Совершенно без надобности. И, если честно, даже обсуждая с Харламовым судебный процесс и установление отцовства, Иван не задумывался о том, что ему придётся встретиться с Игнатьевым лично. Муж Ланы так и оставался для него неким абстрактным персонажем, от присутствия которого в её жизни и в жизни их дочери, надлежало избавиться. Или, по крайней мере, свести общение к минимуму. И почему-то Ивану не приходило в голову, что Игнатьев может попробовать этому замыслу воспротивиться. Он же с Ланой разводился, собирался строить новую, интересную жизнь. И к их жизни в Нижнем Новгороде никак не должен был быть причастен. И вот, пожалуйста, лицом к лицу.
А Игнатьев ещё окинул его внимательным, изучающим взглядом, и возмущение стало накатывать волной, требуя выхода. Иван собрался, будто готовился к прыжку, это была неконтролируемая реакция, инстинкт защитника, смотрел в глаза сопернику, и понимал, что это как раз тот момент, когда за своё надо драться. И он даже вздрогнул от неожиданности, когда почувствовал прикосновение к своей спине. Обернулся через плечо и увидел Лану. Та тоже вышла на крыльцо, её прикосновение было мимолётным, наверняка, побоялась, что Игнатьев заметит, но Ивана отвлечь сумела. Улыбнулась дочери.
– Как прогулка?
– Было здорово! А потом мы ходили к папе в гостиницу, и там обедали.
– Замечательно. Вань, отпусти её, она уже большая.
Иван спустил дочь с рук, и она потянулась к Игнатьеву. Тот погладил её по волосам, после чего пощекотал под подбородком.
– Я завтра приеду с тобой попрощаться.
– Обязательно приедешь?
– Конечно. Я никогда не вру, ты же знаешь.
Соня расплылась в счастливой улыбке.
– Знаю.
– Беги. Я с мамой попрощаюсь.
Соня убежала в дом, от лестницы позвала Любовь Аркадьевну и поспешила на её голос наверх, на второй этаж. А взрослые стояли и молчали, слушая звук её шагов. Мужчины разглядывали друг друга, а Лана чувствовала себя весьма слабой преградой для их противоречий.
– Значит, встретимся в суде? – спросил Игнатьев и ухмыльнулся.
Сизых кивнул.
– Встретимся. Но не думаю, что процесс затянется надолго.
– Это мы посмотрим. – Слава перевёл взгляд на Лану. Взгляд был пристальный и неприятный. Но она всё-таки взяла себя в руки, шагнула прямо между ним и Иваном, а Игнатьеву сказала:
– Спасибо, что привёз её вовремя. Соня очень рада вашей встрече.
– Не заговаривай мне зубы, – попросил её Игнатьев с притворной улыбкой. Развернулся и пошёл к ожидавшей его машине. А Иван проговорил у Ланы над ухом:
– Козёл.
Та кинула на него через плечо выразительный взгляд. Сизых развёл руками.
– Что?
– Ничего. Вы оба хороши. – Она вошла в дом, и добавила: – А именно ты мне кое-что обещал.
– Что ещё я обещал?
– Что будешь терпеливым, и не станешь на Соню давить.
– И где я давлю?
Дверь, наконец, закрылась, Соня была наверху, машина Игнатьева от дома отъехала, и Лане стало легче дышать. На самом деле легче.
– Если ты хочешь быть правым, Ваня, если ты хочешь быть в суде правым, ты не должен поддаваться на провокации. Слава очень хорошо умеет это делать. Ты должен воспринимать все его действия с холодной головой. И думать не о бумажках с гербовой печатью, а о том, что хорошо для твоего ребёнка.
– Как я понимаю, ты с высоты своего опыта меня учишь?
Она резко обернулась.
– Хотя бы.
– Ты думала о ребёнке, всегда. Я это признаю. Но это не решило ни одной проблемы, Лана. Не обижайся.
От его слов стало неприятно и обидно. А Ваня ещё и смотрел на неё недоверчиво, будто высмотреть пытался что-то, что она от него скрыть хотела. Подозревал в нервозности, в злых и коварных намерениях, и Лана почему-то была уверена, что в уме просчитывает варианты. Что он будет делать, если она снова его обманет или предаст. И терпеть это было невыносимо. Ваня ей не доверял.
Весь оставшийся день Иван провёл с дочерью. Лана наблюдала за ними, как они вместе что-то рисуют, играют перед домом в футбол, и даже когда Соня захотела покататься на роликах, подаренных Игнатьевым, Иван не стал возражать. Это было похвально, но Лана чувствовала его беспокойство. Видела, как Ваня хмурится, когда думает, что его никто не видит, видела его отрывистые жесты, и как он время от времени останавливается и вздыхает, глядя на дочь. Неопределённость его явно мучила. А тут ещё Игнатьев появился, и Иван тут же понял, для чего он приехал. Как бы Лана не скрывала и не притворялась, по поведению мужа всё становилось ясно, как Божий день.
Лана стояла на крыльце, наблюдала за Иваном и дочкой, а обдумывала сегодняшний разговор с мужем. Или с бывшим мужем. Надо как-то привыкнуть, поменять их местами в своём сознании. Задумалась о том, как бы всё сложилось, как бы она поступила, не будь сейчас Вани рядом. Слава ведь приехал уверенный в том, что она поступит так, как захочет он. Что он заберёт их с Соней в Москву, и Лана ещё благодарна ему будет. Или, по крайней мере, воспримет осознание им своих ошибок, снисходительно и благосклонно. Простит всю эту шумиху в прессе, забудет его измену, и они заживут, как прежде. Хотя бы видимость создадут. А ведь такое вполне могло быть, и Лана совсем не была уверена, что ей хватило бы смелости отказать мужу. Возможно, она бы струсила, не осталась бы здесь, забыла о гордости. Знала, что при желании Игнатьев разрулил бы ситуацию, нашлись бы люди, которые за большие деньги отбелили бы её репутацию и репутацию всей их семьи, и вскоре Игнатьевы снова стали бы примером для подражания. Наверное, на это Слава и рассчитывал.