– Мама, но ты же говорила мне, что я права, – проговорила Лана негромко. – Когда собралась замуж за Славу, ты сказала, что я права.
– И я считала так до последнего дня, пока он на развод не подал. А в чём ты была не права? В том, что твоя жизнь продолжалась, что ты хотела быть женой, матерью, чтобы тебя любили, в конце концов? Ты женщина, я тебя всегда просила об этом не забывать. Ты ничего ужасного не совершила.
– Я не сказала им о внучке.
Любовь Аркадьевна театрально вздохнула.
– Знаешь, я очень люблю Ваню, всегда любила. И даже когда он вёл себя, как последний ревнивый дурак, готова была ему это простить. Но иногда нужно отключать гордыню, надеюсь, к своим годам он научился это делать. Или хотя бы начал задумываться. Самый главный свой урок он получил. И только пусть попробует обвинить в этом тебя. Он будет очень не прав.
У Ланы вырвался судорожный вздох. Нервничала она сильно, впереди было испытание, о котором она раздумывала и тревожилась очень много лет. Встреча с родителями первого мужа. Когда она посмотрит им в глаза, и знала, что никакие доводы и уговоры матери, её заверения в том, что Лана имела право на единоличное принятие такого важного для всех решения, не помогали. Но всё равно материнская поддержка, от которой Лана давным-давно отвыкла, была приятна, и поэтому она сказала, совершенно искренне:
– Я рада, что ты здесь.
– А где мне ещё быть? – вроде бы удивилась Любовь Аркадьевна. – Как ты говоришь: это наш с тобой дом. – Она окинула взглядом тесную кухню и едва заметно наморщила нос. – Хотя, надо признать, всё это заметно удручает.
– Это всего лишь стены, мама.
Спустя некоторое время, совершенно неожиданно, Лана обнаружила Ивана на своём крыльце. Точнее, даже не она обнаружила, а Соня, которая гуляла на улице, изучала сад и окрестности, в какой-то момент забежала в дом, запыхавшаяся и чем-то довольная, попросила стакан воды, и вот тогда сообщила, что дядя Ваня на крыльце у них сидит.
– Что он там делает? – удивилась и одновременно насторожилась Лана. Забрала у дочери пустой стакан, не спуская с неё вопросительного взгляда.
Соня же равнодушно пожала плечами.
– Сидит, – повторила она. – Мы с ним играем.
– Дядя Ваня с тобой играет?
– Я ему загадки загадываю. А он притворяется, что не знает ответов. Мама, а ты не помнишь, где мой обруч?
– Не помню, – в задумчивости проговорила Лана, – посмотри в кладовке наверху.
Соня с топотом понеслась вверх по лестнице, а Лана отнесла стакан на кухню, потом вернулась к входной двери. Открыла её и сразу увидела Ивана. Он сидел на ступеньках и крутил между пальцами сигарету. Голову повернул, когда услышал, что дверь открылась.
– Что ты здесь сидишь? – заинтересовалась Лана, чувствуя, как внутри всё холодеет от предчувствия плохих новостей.
Плохих новостей так сразу не последовало, Иван только плечами пожал.
– Думаю. С Соней играю. Рассказывал ей, как здесь всё было во времена нашего детства. Было куда веселее. А сейчас одни заборы и тоска.
Лана тихо прикрыла за собой дверь, остановилась у перил, за спиной Ивана. А ему сказала:
– Сейчас так везде. Почти. Жизнь изменилась.
– Грустно как-то.
Она кинула на него скептический взгляд, точнее, на его макушку.
– Ты загрустил?
– Думаешь, повода нет?
Вместо того, чтобы развивать тему об их радужном детстве и юности, Лана спросила:
– Ты рассказал родителям?
– Рассказал.
Всё-таки захотелось ахнуть и зажмуриться.
– Так сразу?
– Так получилось.
– И что? Они в шоке? – Нервно усмехнулась. – Выгнали тебя из дома?
Иван глянул на неё через плечо.
– Не дождёшься. – Снова отвернулся. – Они, конечно, в шоке, но ничего. Обдумают, переживут. Ждут всех на ужин.
– Всех? – машинально переспросила Лана.
Иван кивнул.
– Да. Тебя в том числе.
– Господи… Я не уверена, что стоит так сразу…
– Лана, ты плохо знаешь моих родителей? Не придёшь ты, придут они. А из своего дома тебе бежать будет некуда.
Она устало прикрыла глаза.
– Почему же всё так… – пробормотала она, а когда запнулась, Иван с удовольствием подсказал:
– Через одно место? Я тоже теперь об этом часто думаю.
Соня распахнула дверь, протиснулась в дверной проём, держа яркий обруч на талии.
– Я его нашла!
Лана дочке улыбнулась, правда, через силу. А Соня спрыгнула со ступенек на лужайку, попробовала его крутить, но хула-хуп, сделав оборот, упал на траву. Девочка не расстроилась, подняла игрушку, и предприняла новую попытку. Она улыбалась, радовалась, а Лана с Иваном за ней наблюдали. Вот только думали оба не об игре.
– Я расстался с Лесей, – сказал он негромко, специально для Ланы, прежде чем уйти. И ответа от неё не ждал. Сказал и пошёл к своему дому, Соню по волосам потрепал, проходя мимо. А Лане очень хотелось крикнуть ему вслед, что ей от этой новости совсем не легче. В свете сегодняшних событий.
И всё-таки Лана была очень рада присутствию при всём происходящем своей матери. Любовь Аркадьевна, по привычке, переключала внимание на себя, а сегодня даже брала огонь на себя, и когда они появились в доме Сизыхов этим вечером, она повела себя так, будто они были приглашены на ужин к старым друзьям-приятелям. Радовалась, улыбалась, и кинулась обнимать Тамару Константиновну. А Лана замерла на пороге, крепко держа дочь за руку. Смотрела на бывших свёкра и свекровь, только сейчас осознавая, сколько, на самом деле, лет прошло. И люди, которых она всегда безусловно уважала и любила, за эти годы не помолодели. Не постарели, нет, но у Тамары Константиновны появились новые морщинки, не печальные, а естественные, а Владимир Иванович поседел и стал, кажется, ещё серьёзнее и задумчивее. Или это специально для неё, в этот вечер?