Мир, где нет тебя - Страница 100


К оглавлению

100

– Тома, ты говоришь какую-то чушь! Она ничего объяснять не должна, тем более ему! Она же не с ним в этот раз разводится.

– Какая новость, какая новость…

– Мало того, сегодня Люба приехала. Тёща у меня цветёт и пахнет.

– Господи. Вова, сколько мы всего пропустили!

– А потому что поменьше надо по морям да курортам разъезжать. Сидела бы дома, была бы в курсе всех новостей.

– И что же, они собираются остаться жить… в этом старом доме?

– Пока ещё не ясно, – туманно ответил Иван.

– А я смотрю, ты во все дела уже вник, – съязвил Владимир Иванович, приглядываясь к сыну.

– Папа… У меня как-то не было выбора.

– А у тебя никогда выбора нет, когда дело Ланы касается. Что, крышу уже сорвало?

– Папа.

– Вова, что ты говоришь? – Тамара Константиновна постаралась приглядеться к сыну, высунувшись между сидениями. – Ваня, а как же Леся?

– Мама, ну при чём здесь Леся?! – Иван устало выдохнул. – То есть, с Лесей мы расстались. Но дело не в этом.

Владимир Иванович зловеще хохотнул.

– Ну, конечно! Я телевизор смотрел, я Ланку видел. И я тебе сразу сказал, – обратился он к жене, – что Ванька бы мозгами тут же поплыл. – Он указал на сына рукой. – И вот тебе подтверждение. Он десять лет сидел и ждал, когда она разведётся!

– Ничего я не ждал!

– Но помогать кинулся!

– В конце концов, она не чужой нам человек, Вова. Как не помочь? Они выросли вместе…

Владимир Иванович даже развернулся к жене, насмешливо посмотрел.

– Выросли вместе? Ты ещё вспомни, как она в три года голая у тебя по грядкам бегала. Спали они вместе, даже в загс сходили. И его переклинило. Снова. А она с муженьком богатым своим разведётся, пару миллионов урвёт, и укатит обратно в Москву. И поминай, как звали. А этот дурак ещё десять лет будет на Луну выть. – Владимир Иванович в сердцах дал великовозрастному сыну подзатыльник. – В кого ты только такой уродился. В мать, наверное.

На подзатыльник Иван не обиделся, только потёр место ушиба ладонью, а отцу сказал:

– Никуда она больше не поедет. Я её не отпущу.

– Ещё женись!

– Может, и женюсь. – Иван набрал полную грудь воздуха. – У меня дочери девять лет. И дочь я от себя больше не отпущу.

Следующие пару минут они ехали в полной тишине. Родители молчали и смотрели на него, и только спустя какое-то время Тамара Константиновна откинулась на спинку сидения и пробормотала:

– Господи, что делается…

Иван тоже послушно молчал, понимал, что родителям необходимо дать время обдумать невероятную новость. Ему на это ни один день понадобился. Просто чтобы осознать до конца, принять. Он вёл машину, молчал и лишь время от времени кидал осторожные взгляды то на отца рядом, то на мать в зеркало заднего вида. Оба выглядели призадумавшимися и обеспокоенными. И Иван знал, что в эти минуты у них в головах зреют вопросы, вопросы неприятные, на которые им с Ланой придётся отвечать. А ответов как не было, так и нет. Можно только голову пеплом посыпать, но кому, в данной ситуации, от этого легче или проще станет?

Проезжая по своей улице, все трое невольно повернули головы, чтобы посмотреть на дом, который так много лет пустовал. И почти не беспокоил. Казалось, что тревожит, но это были воспоминания, и не больше. А вот теперь в него вернулись жильцы, и всё стало намного проблематичнее.

– Она его подремонтировала?

– Там невозможно было жить, папа.

– Ты помог?

Иван пожал плечами.

– Немного.

– Как всё странно, – заметила Тамара Константиновна. – Лана с Любой снова живут по-соседству. Как раньше.

– Вот только как раньше уже не будет, – буркнул Владимир Иванович.

Лана наблюдала из окна кухни за автомобилем Ивана. Спряталась за занавеску, как школьница, и некоторое время стояла там, в ожидании. И вот семейство Сизых пожаловало домой. И ей стало ещё больше не по себе.

– Приехали, – сказала она матери, когда та спустилась на кухню.

Любовь Аркадьевна заинтересованно вздёрнула брови.

– Правда? Вернулись, значит. Что ж, теперь начнётся самое интересное.

Лана нетерпеливым, нервным жестом задёрнула занавеску и отошла от окна.

– Ничего интересного не будет. На меня все будут смотреть и осуждать. Потому что как-то так замысловато в жизни получилось, что виновата кругом я. Мам, я, правда, виновата? Неужели я столько ошибок наделала?

– Какая сейчас разница, кто каких ошибок наделал? Ты поступала так, как считала нужным и правильным. Ваня поступал точно также. Считаешь, он оказался правее тебя?

Лана кинула на неё насмешливый взгляд.

– То-то ты ему на шею сегодня кинулась.

– Не кинулась!

– Ну, почти! Любимый зять! Не помню, чтобы такие порывы у тебя возникали в отношении Славы.

– Слава твой, рыба отмороженная, благодаря его мамаше. А Ваня всегда был хорошим, добрым мальчиком.

– Даже когда перерос тебя на две головы.

– Даже тогда, – согласилась Любовь Аркадьевна. Аккуратно присела в старенькое плетёное кресло, при этом держала себя, по меньшей мере, как вдовствующая герцогиня. А дочери сказала: – Не переживай. Я тебя в обиду не дам. Тома с Вовой благодарны тебе должны быть за то, что такую девчонку им вырастила. Всё ей дала, и даже больше. Разве не так?

Лана хмуро разглядывала чайник на плите, руки на груди сложила, будто защищаясь. Понимала, что слова матери могут звучать, как ободряющие, но не больше.

100