Получение образования по профессии искусствоведа не требует чрезмерных сил и времени. Лана училась, с удовольствием, но без фанатизма, а так как больше никаких занятий, конечно, кроме любимого мужа, она себе к девятнадцати годам, не нашла, то довольно много времени проводила дома. И невольно наблюдала и анализировала. Собственную жизнь анализировала, и, видимо, делала это зря. Ей ещё не было двадцати, что она могла понимать в законах и правилах поведения, самом обустройстве жизни? А ей казалось, что она понимает всё! Как когда-то ей хотелось донести до матери, что та ошибается в своём отношении к мужу, что не понимает каких-то банальных человеческих вещей, а могла бы спросить у неё, Ланы, она бы ей всё запросто объяснила, то же самое желание у неё начало появляться и при жизни в доме мужа. С каждым днём, с каждой подсмотренной сценой, удивляло всё больше и больше. И недовольство несовершенством, неправильностью происходящего стало накапливаться, что, несомненно, сказывалось на отношениях с Ваней. Он не понимал, что её не устраивает, расстраивает и раздражает, он не слышал ничего из того, что касалось его родителей. Модель поведения в его семье, её правильность, даже не обсуждалась. И мало того, со временем он стал брать пример с отца, и его просьбы о чём-либо стали больше походить на приказы. Короткое «да» или «нет», без всяких объяснений, выразительные взгляды, которых Лана не понимала и совершенно не собиралась расшифровывать. Она ведь не на шифровальщика учится, в конце концов. И даже не на физиономиста. Она привыкла разговаривать по душам, как с мамой когда-то, и как Ваня с ней говорил, до замужества. Точнее, он не говорил, он слушал, очень внимательно, держал её за руку, и непременно делал после что-нибудь приятное. А через год после свадьбы это всё осталось лишь в воспоминаниях. И это всерьёз удручало. Лана всеми силами старалась вернуть то, что было, пыталась разговаривать, сама держала мужа за руку, ей очень не хотелось через десять-пятнадцать лет оказаться на месте Тамары Константиновны, вся роль которой свелась к тому, чтобы варить кашу и жарить котлеты. И уж точно она никогда не потерпит, чтобы на неё стучали кулаками по столу. Это через много лет, прожив во втором браке не один год и продолжая анализировать прошлое, Лана начала понимать, что, несмотря на своё извечное молчаливое согласие перед своими мужчинами, её первая свекровь получала от них всё, что хотела. И даже больше. Просто когда-то избрала такую тактику, выбрала для себя в семье роль шеи, а не головы. Могла смолчать и смирить свою гордыню, зато потом получить поцелуй и необходимый ей результат. Но тогда Лана этого не понимала.
Да и Ваня не понимал. Он, как мужчина, брал пример с отца, и искренне верил, что Лана должна быть похожа на его мать. Не на свою, которая её всю жизнь воспитывала, и передавала свой жизненный опыт, а на его мать, которая так удачно подстраивалась под характер мужа. Настолько удачно, что их уже много лет называли идеальной парой. Ваня хотел такую жену, такой брак, таких отношений. И это не было плохо. Но как только он пытался поступить, как отец, чего-то потребовать или запретить, ему в лицо летели претензии, а в голову подушка. По крайней мере, начали они в своё время с подушек. И это не поддавалось разумному объяснению – ни с его, ни с её стороны. Лана защищала своё женское достоинство, свою независимость, как ей казалось, а Ваня упирался рогом в стену, пытаясь доказать ей, что все нормальные семьи живут именно так. И никак иначе. Жена должна уважать мужа и слушаться его.
– Прислушиваться к мнению мужа, – неизменно поправляла его Лана.
Но Сизых упрямо качал головой.
– Слушаться!
– Я что, для тебя собака?!
Обычно на этом разговор заходил в тупик, и оба обиженно замолкали.
За дверь своей комнаты споры и разногласия опять же выносить было непринято. За общим столом, за ужином, подобное не обсуждалось. И это тоже стало казаться Лане притворством. Если она заговаривала со свекровью о проблемах с мужем, то получала советы, которые совершенно не соответствовали её ожиданиям и характеру. И со временем Лана перестала делиться с Тамарой Константиновной своими переживаниями. Во-первых, свекровь искренне расстраивалась, а расстраивать её не хотелось, а во-вторых, легче Лане всё равно не становилось, понимания она не находила. Собственная мать тоже не особо помогала. Нет, она выслушивала, но начинала нервничать и вроде даже пугалась. И Лана однажды поняла, что Любовь Аркадьевна боится, что их с Ваней брак распадётся. На самом деле боится этого. Она даже заговорила об этом с дочерью однажды: мол, семьях Сизых уважаемая и правильная среди всех их знакомых. А общих знакомых у них пруд пруди. И что им делать, если Лана с Ваней разойдутся? Что говорить людям, чем оправдываться? Они же не смогут исчезнуть с этой улицы, так и будут жить через дорогу. И это будет напоминать кошмар. Да и поводов для развода совершенно нет.
– Лана, поверь. – Мама заглядывала ей в глаза и вкрадчиво улыбалась. – Вы просто очень молоды. Пройдёт немного времени, и вы так привыкните друг к другу, что ты не будешь понимать, как жить без него.
– Я и сейчас не понимаю. Но проблем это не решает.
– Вы так любите друг друга.
Лана хмуро смотрела на мать.
– Мама, я говорю тебе о другом. – Мама не понимала, о чём она говорит, это было совершенно ясно по её чистому взгляду. И тогда Лана спросила: – Что ты скажешь, если мы с Ваней переедем к нам?