Все вокруг делят территорию, а она всем мешает! Её-то территория где?
Правильно Фрося говорит: не следует мужикам вверять себя. Они всё равно всё испортят.
Свет замигал, как только заработал электрический чайник. Лана подняла тревожный взгляд к пыльному абажуру. Всерьёз опасалась, что свет сейчас погаснет, и она останется в полной тьме. И даже обратиться ей будет не к кому, выйди на улицу, а вокруг заборы, заборы. Не то, что раньше.
От тревожной тишины её спас телефонный звонок. Желание матери в пятый раз за этот день выяснить, что у неё происходит, не слишком радовало. Мама давным-давно не проявляла столько интереса к её делам. Лана от этого отвыкла, и беспокойство родительницы лишь настораживало. Правда, после неожиданного визита бывшего мужа, оно вдруг нашло своё объяснение. И Лане оставалось лишь посетовать на материнскую нерешительность. Могла бы и предупредить.
Вызов она приняла, снова присела в кресло и подула на горячий чай.
– Я жива, мама. Дом на меня не рухнул за последние два часа.
– Да типун тебе на язык. – Любовь Аркадьевна даже сплюнула и, кажется, постучала обо что-то костяшками пальцев. – Но всё равно, ночевать в старом доме, это не дело. Тебе не страшно?
– Не накручивай меня, – попросила её Лана. И добавила с оттенком недовольства: – И без тебя желающие найдутся.
– Что, Слава звонил?
– Нет, не звонил. Скорее всего, он ещё не заметил моего отсутствия. Я дала ему на это три дня.
– С ума сошла.
– Думаешь, понадобиться больше?
– Лана…
Она вздохнула.
– Я не жалуюсь, мама. Я всё понимаю. Я сама виновата.
Любовь Аркадьевна помолчала, после чего проговорила:
– Не виновата. Просто мужчины, практически все, личности сложные. А некоторые и неприятные.
Лана всё-таки улыбнулась, правда, невесело.
– Фрося сказала бы по-другому.
– Я тоже могу. Но легче тебе от этого не станет, ведь так?
– Так, – согласилась Лана. И решила мать порадовать: – Мне вообще не везёт. Как начинаешь разводиться, так и выясняешь, что за тип был у тебя в мужьях. Что один, что второй.
В трубке повисла тревожная тишина. Лана её нарушать не собиралась, просто ждала. Любовь Аркадьевна осмысливала её слова секунд десять, затем осторожно поинтересовалась:
– Ты о Ване говоришь?
Лана мрачно уставилась на стену напротив. На ней висела старая, дешёвая репродукция известной картины в облезлой раме, за которой на обоях расползлось грязно-жёлтое пятно.
– Мама, ты знала, что он до сих пор здесь?
Чёткого ответа Лана не получила. Вместо этого Любовь Аркадьевна попробовала улизнуть, и даже с претензией проговорила:
– Я тебя просила туда не ездить. Ведь просила?
– Мама! – Лана не сдержалась, повысила голос, а чашку с чаем поставила на край стола. – Ты могла мне просто сказать. Что он до сих пор живёт здесь. А это, между прочим, ненормально, согласись.
– Не буду соглашаться, – заупрямилась родительница. – Ваня – очень хороший мальчик. Он любит родителей.
Лана в возмущении закатила глаза, жаль, что этого никто видеть не мог.
– Во-первых, этому мальчику уже за тридцать. Во-вторых, он любит, когда мама ему кашу варит и с ложечки его кормит. А в-третьих, я была бы благодарна, если бы ты вспомнила, что это за негодяй, а уже после этого называла его «хорошим мальчиком». Или ты забыла?
– Я не забыла, Лана. Но… это было так давно. И вы оба были молоды и глупы. Я уверена, что сейчас ни ты, ни он подобных ошибок не совершили бы.
– Мама, я от него сбежала. Я сунула в сумку два платья и убежала отсюда.
– Лана, не преувеличивай. Ваня тебя любил.
– Себя он любил в первую очередь. И я больше чем уверена, что с годами мало, что изменилось. Но выяснять я не хочу.
– Но ты вернулась туда.
– Я не думала, что он до сих пор живёт с родителями! Да и выбора у меня нет.
– Интересно получается… Так значит, вы встретились?
Лана помолчала, усмиряя возмущение и предательское волнение в душе. Аккуратно выдохнула, надеясь, что мама не услышит.
– Он постучал в мою дверь. В первый же вечер. И ты бы видела его лицо, когда он понял, что это я. С такими лицами – убивают.
– Что значит: когда понял? Лана, он тебя не узнал?
Лана нахмурилась, рука невольно поднялась к лицу и коснулась щеки. А матери в ответ недовольно проговорила:
– Наверное, я сильно изменилась. Мне скоро тридцать.
Любовь Аркадьевна помолчала, затем чуть слышно кашлянула. Лана была уверена, что смех сдерживает. А момент был трагический, совсем не подходящий для смеха. И чтобы сменить тему, она спросила:
– Ты общаешься с его родителями? Ты никогда мне об этом не говорила.
– Лана, мы дружили много лет. И то, что у вас с Ваней произошло… это, конечно, наложило отпечаток, но просто разорвать многолетние отношения…
– Понятно, понятно. Ты просто мне не рассказывала.
– Не рассказывала, – созналась Любовь Аркадьевна. Но тут же добавила: – Хотя, рассказывать особо и нечего. Я никогда специально не расспрашивала их о Ване. У вас обоих новая жизнь, зачем мне знать?
– Знать что? Женат ли?
– И это тоже. Но, кажется, не женат. Он так и не женился, Лана.
Она даже зажмурилась.
– Я не хочу ничего об этом знать. Слышишь?
– А зря, – тоже вспылила Любовь Аркадьевна. – Тем более в нынешних обстоятельствах.
– Что значит: в нынешних обстоятельствах? – ахнула Лана. – Ты считаешь, что я к нему на поклон пойду?